— Женщины всегда рассказывают такое.
Но он не хуже моего знал, почему я послал за ним.
— Иногда к ним стоит прислушаться. А теперь послушай меня. Я уже давно отдал на хранение Совета запечатанное письмо, где называю тебя, последнего из королевского рода, своим наследником и преемником. Но теперь это вряд ли пригодится.
Он покачал головой.
Так что я послал за отцом аббатом и старшими из братьев — за Бедуиром мне не нужно было посылать, потому что он уже был здесь, — и в присутствии писца, который должен был составить об этом запись, я призвал их в свидетели того, что Константин, сын Кадора из Думнонии, должен стать Верховным королем Британии после меня; и добавил: «Пока я не вернусь».
И удерживал глазами глаза Константина, пока он не склонил голову со словами:
— Я не Артос Медведь, но я буду удерживать Британию, насколько хватит моих сил, или пусть Господь отвернется от меня.
Я попросил Бедуира снять с моей руки огромный браслет-дракона и надел его на руку Константина, который остался стоять, глядя на сверкающие кольца, словно чего‑то ждал. Думаю, он смутно надеялся, что я добавлю к этому дару свой меч, — пока не вспомнил, что это было бы воспринято как верное доказательство моей смерти всеми, кто увидел бы этот меч у него. И однако я знал, что должен каким‑то образом отдать ему меч; он принадлежал ему — Меч Британии — и заключал в себе власть Верховного короля.
После долгого молчания Константин спросил:
— Как я узнаю, когда по‑настоящему стану Верховным королем?
— Тебе не придется долго ждать, — ответил я, думая, что он просто торопит события, — запах смерти идет от раны вот уже много дней. Это имеет какое‑то значение?
— Раз люди ничего не узнают? Это имеет значение для меня, знать, кто я, — всего лишь регент или получил полное право на свою жертву.
И по тому, какое слово он употребил, я понял, что он осознает и принимает все, что несет с собой королевский сан.
Так что мне стало ясно, что я должен сделать со своим мечом.
— К северу отсюда, всего в нескольких милях, есть озерцо, где гнездятся дикие утки, а к востоку от него — небольшая возвышенность. Поставь там в ольховнике дозорного — человека, которому ты можешь доверять, — и когда я умру, Бедуир принесет мой меч и бросит его в озеро. Это и послужит тебе знаком. Будет ли его достаточно?
— Его будет достаточно, — сказал он.
В алом свете заката я вижу лицо Бедуира, кажущееся более темным после того, как зажгли лампы, вижу воспаленную, запекшуюся рану, которая раскроила его от виска до подбородка и вздернула эту дьявольскую бровь под еще более залихватским углом. И когда я выпрастываю руку и касаюсь этого лица, оно оказывается мокрым от слез, точно у женщины, — но, по‑моему, я никогда не видел, чтобы Гуэнхумара плакала.
Однако Бедуир в чем‑то изменился; чего‑то не хватает…
— Что случилось с твоей арфой, Бедуир? За все эти годы я почти никогда не видел тебя без нее.
— Она сломалась в сражении. Неважно; песен больше не будет.
Его голова опущена так низко, что я больше не вижу его лица; его здоровая рука поддерживает мою голову, и эта подушка лучше, чем седло, — она так же хороша, как собачий бок, когда ты спишь у сторожевого костра и над твоей головой склоняются ветви яблонь.
Но он не прав. Внезапно я понимаю, что он не прав. Мы удерживали Проход достаточно долго — что‑то останется.
— Песни будут — завтра будут еще песни, вот только петь их будем не мы.
Здесь лежит Артур, король былого и король грядущего.
Латинское название, придуманное автором.