Меч на закате - Страница 168

168

— Потому что в тысячемильной береговой линии, обращенной к саксонским, англским и ютским землям, линии, которая постоянно нуждается в защите, на которой необходимо постоянно проявлять бдительность и поддерживать заслон из щитов, в то время как со спины подползают скотты со своими длинными ножами, — в ней, вероятно, есть своя опасность. Я знаю ту землю, откуда мы пришли, от Манопии и устья Ренуса до северного побережья Ютлэнда; я помню скудные урожаи, море, разливающееся между промокшими насквозь островами, и народ, сбившийся слишком тесно для того, чтобы убогая земля могла его прокормить; и я говорю тебе, что пока ветер будет дуть с севера или с востока, мой народ, а также саксы и юты будут высаживаться на этих более плодородных берегах, — его лицо на мгновение смялось в массу резких, словно прорубленных мечом морщинок, что было у него ближайшим подобием улыбки. — Этим летом не только мы потеряли хороших воинов.

Я молчал, опустив подбородок между сжатыми кулаками и слыша, как ревет ветер, налетающий с болот Андериды; и я знал, что то, что сказал старик, — правда. Я знал это уже долгое время, а иначе не сидел бы здесь сегодня, не просил бы Флавиана привезти сюда сына. Если бы я все еще был тем человеком, которому Амброзий подарил свободу и меч, думаю, меня вообще бы здесь не было, и единственное, что казалось бы мне возможным, — это сбросить последнего варвара в море. Но у меня уже появились первые седые волосы…

— Скажи мне, почему я должен доверять тебе хоть на один ноготь? — спросил я наконец, отнимая лицо от рук.

— Что ж, я скажу тебе: вон там…, — он дернул головой на юго-восток, в сторону Дубриса, — вон там я однажды видел крылатую лошадь, вырезанную над воротами, и кто-то сказал мне, что это символ Второго легиона, который стоял в этом месте и потому отметил его как свое собственное. Так вот, откуда Второй легион набирал своих людей?

Одно долгое мгновение я молча смотрел на него, а потом медленно проговорил:

— Из племен с берегов Ренуса.

— Из племен с берегов Ренуса. Ай-и! Я слышал также, что великий Магнус Максимус, прадед господина, служил какое-то время во Втором легионе и любил его; и что задолго, задолго до этого сам император города Рима пожаловал этому легиону имя Августа; и никто, как мне кажется, не обвинял Второй легион в нарушении верности!

И это тоже было правдой.

И я кое-что узнал и кое-что потерял, старея, — потому что в тот вечер я чувствовал себя старым, и груз сорока и пяти зим так тяжело лежал у меня на плечах, словно к нему добавилась еще пара десятков. И потому я принял решение, хотя пока еще ничем не показал этого окружающим меня людям. Это было решение, которое оказалось благоразумным, хотя я знаю, что многие из моего собственного племени считали его безумием; и когда нагрянула черная беда, то пришла она, в конечном итоге, не с саксонских берегов, не от людей, с которыми я заключил сделку в тот день.

— Мне думается, то, что ты говоришь, — истинно и в чем-то мудро, — сказал я наконец. — Да будет так, давай поподробнее рассмотрим этот вопрос о сделке между твоим и моим народом.

После этого было много обсуждений, много споров, в течение которых писцы ждали, пока им можно будет записать договор, а за дверью тем временем вспыхнул и погас среди деревьев золотистый закат, и свет от горящих ясеневых поленьев начал врезаться в сгущающиеся тени. А потом наконец дискуссия была закончена, я встал, чтобы изложить окончательные условия, и писцы заскрипели перьями по пергаментам — тихий, торопливый, похожий на шуршание насекомого звук. Я говорил о границах и территории племен, о землевладении в ярдах площади на одного человека, о правах на леса и воды, на пастбища и на охоту с копьем, а также о военной помощи, которую они должны были оказывать взамен («Берега от Портус Адурни до Метариса мы будем охранять от всех вторжений, — подтвердил, посовещавшись со своими соплеменниками, престарелый воин, говоривший за всех, — но ты не должен требовать от нас, чтобы мы поднимали копья в любой другой вашей войне в любой другой части Британии». И я согласился, потому что это показалось мне достаточно честным). И все то время, что я говорил, что-то стенало у меня в голове, глупо изумляясь мне самому и тем словам, которые я отмерял, подобно человеку, выдающему стрелы из корзины. Норфолк и Саутфолк, восточные англы, Саутсэкс и королевство кантиев — я разобрался с ними всеми по очереди, насколько это можно было сделать, прежде чем согласованные границы будут вычерчены во всех подробностях.

Напоследок я снова повернулся к рыжеволосому человеку со шрамом на горле. И когда он, встретив мой взгляд, выпрямился и шагнул между двумя другими к очагу, это выглядело так, словно он все это время ждал меня, а я ждал его.

— Сердик, сын Вортигерна, между тобой и мной не может быть никаких сделок.

Он стоял, глядя на меня и слегка усмехаясь, так что белый клык лишь чуть приподнимал его губу с одной стороны. И был, даже еще больше, чем при нашей первой встрече, похож на какое-то свирепое, красивое и опасное животное.

— Значит, смерть, милорд Артос?

— Я не убиваю в кругу совета, — бросил я, и саксы слабо, зловеще зашевелились, а кое-кто из моих людей бросил на них многозначительный взгляд, потому что все знали старую гнусную историю о том, как Хенгест устроил в совете пир в честь Лиса Вортигерна и приказал, чтобы каждый из саксонских воинов в кругу пирующих убил бритта, сидящего от него по левую руку; и как Вортигерн купил свою жизнь за половину Британского королевства, которое не принадлежало ему, чтобы он мог им расплатиться.

168